... Среди них, кроме пяти, включенных им в свой сборник, названы публиковавшиеся ранее (в 80-е годы XVIII века и затем неоднократно переиздававшиеся) в лубочных книгах: сказка «Емеля дурачок», известная по «Русским сказкам» П. Тимофеева, «О семи мудрецах и юноше», не типичная для устной традиции, созданная автором «Дедушкиных прогулок» по тексту рукописной повести, ходившей в списках, и «О жар-птице и Иване царевиче», «О чудных и зело умильных гуслях самогудах», которые также печатались в «Дедушкиных прогулках». Заглавие последней сказки несколько архаизировано: вместо «весьма чудных и прекрасных» здесь «чудных и зело умильных». В составе рукописи Бельского названа также в качестве сказки сатирическая повесть XVII века «Шемякин суд» и пересказы былин («Соловей, сын гостиный Иванович», «Иван гостиный сын») и неясной жанровой природы «Змей Горынчище». То есть ничего нового, до этого времени не известного в составе рукописи не называется. Отмечена степень сохранности рукописи, что должно было указывать на ее подлинность: «Из числа сих сказок “Иван гостиной сын” и “Шемякин суд” не имели окончаний, а в сказке “Емеля дурачок” недоставало начала».

О рукописи Бельского Сахаров заявил в печати еще раньше: в 1839 году в составе «Песен русского народа» он опубликовал былины, в точности совпадающие с текстами из «Древних русских стихотворений» Кирши Данилова, и указал, что взял их из рукописи Бельского. Как известно, такое совпадение текстов при устной передаче невозможно, а в традиции письменной свидетельствует о зависимости одного списка от другого или восхождении обоих к общему протографу. Сборник Кирши Данилова не вызывает сомнения в своей подлинности и по времени возникновения явно предшествует рукописи Бельского, если она существовала. Позднее выяснилось, что тульского купца Бельского не существовало, и так называемая рукопись, якобы ему принадлежащая, была объявлена фальсификацией. Не так давно снять с Сахарова обвинение в фальсификации попытался В. П. Аникин. Он высказал предположение в связи с одной из его сказок (об Акундине), что «Сахаров мог быть жертвой доверчивости», что подвести его мог какой-либо «грамотей», но основательных доводов, как нам кажется, приведено не было.

В настоящее время история с фальсификацией имеет для нас интерес не сама по себе, а скорее как показатель уровня знаний Сахарова о фольклоре и выражения общего состояния знаний о сказке в 40-е годы. Очень хорошо подметила и сказала Т. Г. Иванова: «И. П. Сахарову, чтобы представить фальсификацию более правдоподобной, не пришло в голову ввести в текст Кирши Данилова каких-либо изменений, дополнений, вариации. Читающая же публика очень долго, вплоть до шестидесятых годов, не замечала подделки, что, впрочем, не удивительно, ведь представление о вариативной природе эпических песен...