... К сборнику Б. Бронницына обращались затем все, кто занимался историей собирания и публикации сказок в XIX веке, и давали ему крайне противоположные оценки. По мнению одних, это «первый у нас сборник цельного собрания подлинных народных сказок». По мнению других, сборник «не может рассматриваться как начало нового этапа в сказковедении», он лишь, как сказки казака Луганского, «литературное упражнение на фольклорной основе». Последнее мнение принадлежит Э. В. Померанцевой, известному сказковеду, к тому же всесторонне рассмотревшей сборник в цепи других изданий, ему предшествующих. И все-таки с такой оценкой едва ли можно согласиться, а потому стоит обратиться к ее доводам.

Э. В. Померанцева совершенно справедливо говорит о том, что собирателями (здесь и далее выделено нами — К.К.) называли себя и составители сборников в XVIII веке. Только по верному замечанию ее же самой, собиратели XVIII века сказки «услышали, запомнили и рассказали». Так П. Тимофеев в Преуведомлении к своим «Сказкам русским» (1787 г.) говорит, что «постарался собрать столько, сколько мог упомнить», В. Левшин представляет сказки, «оставшиеся чрез пересказывание в памяти», Бронницын же сказки записал и указал источник их, причем заглянул в глубь истории текста на одно звено в цепочке устной передачи.

Э. В. Померанцева совершенно справедливо отметила, что «паспортизация, которую дает своим текстам Бронницын, <...> не является принципиальным новшеством или научным достижением, а продолжает традицию писателей XVIII века, обычно ссылавшихся на некоего рассказчика, от которого они якобы слышали пересказываемые ими тексты», но она же признавала при этом, что паспортизация Бронницына «все же, хоть и недостаточно определенно указывает, где, когда и от кого были записаны тексты, она уже является шагом вперед в направлении к научной записи и публикации сказок». Заметим еще, что рассказчик, на которого ссылались составители сборников в XVIII веке, был не столько реальным лицом, сколько литературным типом сказочника-повествователя. Не случайно во всех упоминаниях о рассказчиках эти рассказчики удивительно похожи: «забавный рассказчик», «забавная веселая старушка», «зубоскал», «пересмешник» и т. п. А «хожалый сказочник» у Бронницына, по всей вероятности, — лицо реальное. К тому же, как верно заметила опять сама Э. В. Померанцева, авторы сборников XVIII века как бы нарочито отступают на второй план, выдвигая на первый образ рассказчика, сказочника. Этого нет у Бронницына. У него, как в научном сборнике, разведены рассказчик-информант и собиратель, он же публикатор. И последнее различие: если составители сборников ранее давали материал для неутомительного чтения, то Бронницын различает просто читателя и «любителя словесности».  Поэтому можно согласиться с Э. В. Померанцевой, что Бронницын продолжает традиции публикаторов, а точнее авторов сборников, выходящих до него, ...