По дорогам центральной России

Вводная статья Е. А. Костюхина

 

...(с передачей фонетических особенностей, свойственных местным говорам), подробная паспортизация, т. е. указание, где, когда и от кого записан текст. Для ученого мифологической школы все это были случайности. Худяков, правда, указывал место записи сказок, но считал ненужным говорить о сказочниках (ведь подлинный автор сказки — народ, а не какой-то конкретный сказочник) и тем более передавать особенности их говора.

Лишь иногда имена сказочников все же упоминаются, и среди них попадаются подлинные мастера. Такова «старушка» (так ее определил Худяков) Ольга Степановна Котышева из села Котовки Ардатовского уезда Нижегородской губернии. Всего четыре сказки записал от нее Худяков, но рассказаны они так блистательно, что ясно: знала старушка Котышева больше. Сказки ее экзотичны и значительно отличаются от стандартных сюжетных схем: «Луна и Звезда», «Царевна-странница» поражают своей необычностью. Легко узнаются эти сказки по особой интонации: Худяков хорошо ее передает, отмечая паузы многоточиями. Котышева любила слово городское, порой и книжное. Тут сестры-завистницы «рекомендуют» (так именно) младшей бабку-повитуху. Рядом с традиционными мамушками-нянюшками у нее появляются «разные мамзели из разных земель», а царю могут сказать в сердцах: «Как вы малодушны!» Но самое поразительное в сказках Котышевой — это острота переживаний сказочных героев. Если они радуются — это неслыханное торжество, если им плохо — заливаются горькими слезами. Котышева комментирует их переживания («Эдакая радость!»). Если можно было бы говорить о сентиментализме в волшебных сказках, то надо было бы признать О. С. Котышеву мастерицей этого жанра.

Но и сказки Котышевой печатаются Худяковым не подряд, а порознь: сказочники, повторяю, его не интересовали. Конечно, индивидуальные особенности сказочников все равно проглядывают в «безличных» худяковских записях. Ясно, что сказку про Арикада-царевича рассказывал бывалый мужчина, который выпить не промах: его Арикад-царевич из кабака не вылезает. Некоторые рассказчики были столь колоритны, что Худяков все-таки о них сообщает — как о Парфении Антонове, отставном унтер-офицере, который мог многое порассказать о своей жизни, да и сказок знал, по-видимому, немало. Но сказки сами по себе для Худякова важнее личности сказочника. Он ходил по Рязанской, Тульской, Орловской, Тамбовской, Нижегородской губерниям — словом, по дорогам центральной России — и записывал все подряд, без разбору. В совокупности и собиралось то, что называется великорусскими сказками. Где-то Худяков задерживался, как в рязанской деревне Мишино, и вывозил оттуда десятки сказок, где-то почти не останавливался, но с большой дороги не сходил...