Правда на море не тонет

 

Жили три брата, разделились. Большой брат помер, после его остался на возрасте сын. Сидели они в лавочке; стал он глупостями заниматься: по девкам похаживать. Дядья на кораблях в море торговать ездили; сноха и говорит им: «Возьмите племянника, что он без дела шатается». Те взяли и выехали в море. Только ехали, ехали и заспорили. Племянник говорит, что правда и на море не тонет, и в огне не горит, а дядья говорят, что кривдой жить лучше. Видят: по берегу поп идет (а это черт им переоделся); спросили попа: «Чем лучше жить: правдой или кривдой?» Тот и говорит: «Правдой хорошо, а кривдой вдвое лучше того». — «Вот видишь», — говорят дядья; а племянник все свое говорит: «Нет, правда на море не тонет и в огне не горит!» Они взяли да и столкнули его в море, а сами поехали.

Приехали в царство, выпалили из пушки, а племянник все за ними плыл (за брус уцепился); вышел на берег вместе с ними и говорит: «Что, неправду я говорил, что правдой лучше жить, что она на море не тонет и в огне не горит?» Царь дозволил им торговать на условии, чтобы они читали псалтырь над его умершей дочерью в церкви по ночам. А она была проклятия, и каждую ночь отец ей по человеку посылал. Вот стали братья метать жеребий: выпало племяннику идти. Он пошел. По дороге попадается ему старичок. «Ты, говорит, вот что: возьми, я тебе дам двенадцать шариков; войдешь в церков, очерти вокруг себя три раза круг, стань в него, а когда она из-под плиты подымется, бросай ей по шарику». Он так и сделал. Пришел, очертил круги, стал. Поднялась покойница из гроба и закричала: «Ах, батюшка, посылал ты мне все старых да скверных, а теперь прислал молодого, хорошего! Вот я его сейчас съем!» Только что стала подходить, съесть хотела — он и кинул ей первый шарик. Она им занялась, катала, катала; он другой кинул. Подошла по-луночь, кочетья вскриковали — опять она под плиту провалилась, а он стал читать. Пришли царские слуги проведать, жив ли; слышат — он читает. На другой вечер досталось большому дяде. «Племянничек, сходи, говорит, я тебе корабль отдам!» — «Я и так, дяденька, схожу». Пришел в церковь, очертил круги, стал. Поднялась покойница из гроба и закричала: «Вот я тебя сейчас съем!» Только стала подходить, он ей шарик и кинул. Она занялась, катала, катала — он еще кинул. Подошла полуночь, кочетья вскриковали, она под плиту опять провалилась, а он стал читать. Пришли царские слуги проведать, глядят: он читает, здравый и ничем невредимый.

Пришлось на третью ночь меньшому дяде; он и говорит: «Племянничек, ночуй за меня! Я тебе корабль отдам». — «Мне ничего не надо, дяденька, я и так схожу». Пошел и встретил опять старика. «Ну, — говорит старик, — теперь шарики брось, и как только она выйдет да кинется к тебе, лови ее за руку, да в круг»...